10 вопросов Сергею Комиссарову. О дальних странствиях, отсутствии романтики и поэтическом творчестве

Морская душа. С ней рождается человек вне зависимости от места его появления на свет. И тут уж ничего не поделаешь. Исцелить от её зова может только море. Сегодня мы беседуем с таким необычным человеком, посвятившим большую часть своей жизни работе во флоте, а еще творцом, запечатляющим в поэтических строках свою картину мира. Честность, твёрдость, справедливость прямо и открыто звучат в его стихотворениях. Завсегдатаи «Литературного кафе» хорошо знают и любят автора, исполнителя стихов и песен Сергея Комиссарова.

1. Сергей Константинович, почему выбрали специальность метеоролога?

– Меня всегда тянуло куда-нибудь. Рос непослушным. Для примера. Было время, когда наша семья переехала в деревню, мне тогда было восемь лет. И вот по Оби пошла шуга – ломаный лёд. И надо же было додуматься оттолкнуть лодку и поплыть в этот ледолом покорять Северный полюс! Бедные родители… А насчёт профессии. Училище метеорологии было одно на всю страну, поступить было не так просто, и распределение шло в любую точку Советского Союза. Понял: это моё. После учёбы в 17 с половиной лет поехал на Сахалин на Таёжную метеостанцию. Главной целью было собирать данные для гидрометбюро. В далёком 1965 году не было метеорологических спутников, и точность прогнозов оказывалась очень слабой. Но мы старались. А после армии решил сменить сферу деятельности, благо была вторая специальность – радист.

2. Так Вы попали во флот?

– Да, тогда я пошёл устраиваться в крупнейшую организацию – Управление океанического рыболовства, где работало 5000 человек. Оно располагалось в городе Корсаков на Сахалине – это самый крупный порт острова. Отправили меня на радиоцентр, там – наушники на голову: показывай, что можешь. А я слушаю и ничего не понимаю, такая огромная скорость: в секунду пролетало две-три буквы. Растерялся. Чувствую, брать не хотят. Выручили лиры на погонах: в армии играл в духовом оркестре. А здесь – на носу областной смотр самодеятельности. Это меня и спасло! Дали два-три месяца, чтобы себя показать. Дело пошло, и там я год набирался опыта.

3. Так значит, Вы ещё и музыкант?

– В армии служил на Дальнем Востоке, в городе Белогорск Амурской области, в ракетных войсках. Когда там узнали, что у меня за плечами музыкальная школа, направили в духовой оркестр. Потом мы организовали свой небольшой ансамбль и играли на танцах. Я увлекся игрой на бас-гитаре, позже одно время даже зарабатывал на этом. Имел интересное окружение: собирались музыканты, устраивали джем-сейшены, футбольные матчи на пляже. Было здорово! И после армии моя жизнь тоже была периодически связана с самодеятельностью.

4. А как стали моряком?

– Пошёл дублёром на судно – большой морозильный рыболовный траулер «Арково» (104 метра в длину и 100 человек экипажа). Там работал радист, я стал стажёром. И начались переходы, общение, морская жизнь.

Частенько люди спрашивают, драил ли палубу? Так вот, отвечу: драят палубу в военном флоте. А в рыбацком на первом месте работа, никто не думает про палубу. Если есть мусор – включил гидрант, насосы и всё смыл.

У меня, как у второго радиста, смены были 12 через 12 и только ночью. Начальник радиостанции обрабатывал капитанские часы, телефонные переговоры между судами, а я ночью принимал радиограммы, выполнял другую работу. Отслеживали канал бедствия. При необходимости у нас была полная взаимозаменяемость.

Работы было много, и я не помню случая, чтобы кто-то говорил: «Ой, какая романтика кругом!» Только представьте: матрос-обработчик работает шесть через шесть. Пришёл, пообедал, только прикорнул на два-три часа и опять на смену. И так круглыми сутками. Если большой вылов, то привлекают на помощь всех вне зависимости от должности. При такой загрузке никто не думает о романтике.

Рейсы могли длиться до восьми–десяти месяцев. Представьте: человек оторван от земли, от семьи, дети растут без него. И бывало, кто-то сходит в рейс-два и возвращается на сушу. Не прижился, не его дело. А иные отдохнут дома пару месяцев, и снова в море тянет. Что касается меня, не думал об этом вообще. И только когда исчезло море из моей жизни, стало его очень не хватать. И без всякой романтики.

5. Куда дальше повела судьба?

– Поработав на двух рыболовецких судах, вернулся в управление гидрометеослужбы. Там суда небольшие, они обслуживали метеостанции, это считалось экспедицией. По Курилам разбросаны регистраторы цунами, их установили после цунами 1952 года, когда сильно пострадали острова Шумшу и Парамушир. Мы возили ребят, которые обслуживали эти точки. Занимались снабжением: отвозили продукты питания, оборудование. Так обходили все метеостанции, которые были в этом управлении.

6. А почему сами не вернулись на метеостанцию?

– Понял, что такая самоизоляция не для меня. Это добровольное заточение. Как и на маяках. Но есть такие люди, кто остаётся там надолго. В Новосибирске как-то судьба свела с человеком, который всю жизнь проработал на метеостанции и оттуда вышел на пенсию. Другой знакомый попал на Таёжную станцию, недалеко от которой была точка охотников-промысловиков, и серьезно увлекся охотой.

Мне же очень пригодилась вторая специальность радиста. Но, к сожалению, профессия, в которой я достиг самого высокого уровня, сейчас не нужна. Совсем недавно мне показали фотографию современной радиорубки, и я нашёл там два знакомых предмета: часы на стене и старый радиоприёмник «Волна-К». Всё остальное совершенно незнакомое.

7. В шторм доводилось попадать? Страшная стихия?

– Постоянно попадали. Но я бы не сказал, что это страшно на судне длиной 100 метров и со всеми удобствами. Как-то раз мы находились в районе лова тихоокеанской сельди в Беринговом море и попали в дикий шторм. Это было в январе, температура воздуха минус 30, скорость ветра 30 метров в секунду. Конечно, коченеешь сразу, брызги воды мгновенно застывают, все снасти обледенели. Но закончился шторм, и всё нормально, жизнь идёт. Ничего особенного, потрепало совсем немножко.

А тут с одного судна на наше отправили борт с почтой и ещё обменялись фильмами. У нас был кинопроектор «Украина», смотрели плёночное кино. Поставили фильм «Баллада о Беринге». И я был просто потрясён! На этих утлых деревянных судёнышках с парусами они ещё что-то открывали!? И я подумал: «Господи, нам-то что?» Вокруг суда, начни тонуть – вытащат, помогут. А на траулере есть душ, банька раз в десять дней, а потом чаёк, повар накормит, рыбки насолили сами. Всё как положено. И никакой цинги, как была в те времена.

8. Как Вы оказались на суше и где затем работали?

– До сих пор сожалею об этом... На Сахалине я провел общим счётом 16 лет. Прикипел к морю душой. А тут письмо от матери из Новосибирска. Нас двое братьев, отец рано ушёл. Мать стала болеть, тяжело ей было, я и уволился.

Пытался на речное судно устроиться, но там не понравилось. Уж слишком большая разница оказалась. Стал новую профессию осваивать, надо было зарабатывать.
Ездил с бригадой монтажников по Сибири, вахтовым методом работал на добыче нефти в Ноябрьске.

А потом сын в отпуске путешествовал, побывал в Речице, понравилось, переехал сюда и нас следом перетянул. Я еще немного здесь поработал и сейчас на заслуженном отдыхе.

9. Расскажите, пожалуйста, о своём творчестве. Как к Вам пришли стихи, о чём пишете?

– Я раньше и не думал о стихах, не фиксировал их. Но, когда перевалило за 50, как-то прочитал одно сослуживцам. С тех пор уже более 20 лет я их записываю. Иногда перечитываю, что-то перерабатываю.

Самый лучший слушатель – это, наверное, лист бумаги. Хорошая форма общения. И сам себе не соврёшь. Бывают трудные минуты в жизни, тогда тоже берешь лист бумаги и пишешь. Без разрыва между словами, фразами, без точек и запятых, просто то, что в голове. Всё вылилось, и вроде бы уже с кем-то поделился. У меня даже есть такое стихотворение «Бумага стерпит всё». А человек может тебя слушать в том числе только из вежливости.

Поводом же для рождения стихов может быть всё, что угодно. Прочитанная книга, увиденный фильм, случайно услышанная в автобусе фраза, просто какие-то воспоминания. То, что волнует, что вызвало когда-то эмоции. Стихи зачастую просто не дают покоя, пока их не запишешь. Ходишь с этим, стараешься положить на бумагу. Однажды даже довелось записывать строчки на чеке в магазине, чтобы не забыть. Я очень благодарен своему школьному учителю словесности, незабвенной Екатерине Павловне Рассказовой за то, что учила нас стройно выражать мысли на бумаге. Считаю, что стихотворение – это словесный портрет автора.

Сейчас мои стихи есть в коллективных сборниках, один из них был издан к 800-летию Речицы, другой называется «Мы вместе». Я рад, что в 2011 году встретил единомышленников, стал участвовать в программах «Литературного кафе», которые организовывает наш творческий лидер Александр Барановский. Я называю его «вождь племени неугомонных». И вот недавно задумался: а ведь без этого уже и не смогу, скучно. Просто так сидеть дома, глядя в окно, не по мне.

10. Как, на Ваш взгляд, сохранять присутствие духа в любых жизненных ситуациях?

– По-моему, всё просто. Не сохранил присутствия духа – получил по заслугам в жизни. Так быстро научишься. Как-то слышал рассуждение: идёшь по своей дороге, что-то не так делаешь, и Бог тебе камушек под ноги, чтобы ты запнулся. Если не обратил внимания и пошёл дальше, он тебе побольше камушек – предупреждает: не той дорогой идёшь. Опять не понял – он такой булыжник подставит, чтобы ты уже нос разбил. Может, так поймешь. Наверное, и здесь так же. Нужно подумать, прежде чем делать. И жизнь сама научит.

Потому всем читателям газеты я желаю Её Величества удачи, а молодёжи – найти себя в жизни, это очень важно.

Перепечатка текста и фото Dneprovec.by запрещена без разрешения редакции. dnepr@mail.gomel.by